Старшее поколение жителей деревень Яранского района хорошо помнят Колю Пачинского.
В послевоенное время и в 50-е годы прошлого века это имя знали практически все. Да и сейчас в Интернете можно встретить рассказы о нем.
Но очень много в тех рассказах, авторы которых говорят, что слышали их от кого-то, откровенной чепухи и неправды.
Вот что о нем помню я.

Коля, проходя своим маршрутом через нашу деревню, несколько раз ночевал в нашем доме.
Я тогда учился в третьем - пятом классах

Коля был небольшого роста, но очень крепкий мужичок, и было ему, как мне кажется, не более 40 лет. Хотя, может и меньше - в детстве все старшие кажутся пожилыми. Коля, когда появлялся в деревне, сразу попадал в центр внимания, и проблем с ночлегом у него не было никогда. У него была прекрасная память, и он помнил, кто и как его принимал ранее в данной деревне, к тому дому и направлялся.

А заполучить его хотели многие, по той простой причине, что в нашей деревне не было ни электричества, ни радио, газету "Известия" выписывал один мужик, да и та приходила лишь через неделю. А Коля был прекрасный рассказчик, и рассказывал он все новости о событиях, которые происходили в селениях на его пути. И даже мне, пацану, было интересно его слушать!

Мешков у него было два, и довольно объемистых. Один из них, что побольше и потяжелее, он носил на спине, другой - на груди. А в мешках было все его имущество, включая праздничную одежду и дорожный дневник.
Если дело было зимой, а в деревне в момент его прихода намечалась вечорка (вечерины, все деревенские знают, что это такое), то Коля непременно собирался на нее, вот тут он и доставал одежду, подходящую для данного случая.
Ну а если ничего такого не намечалось, то после ужина он начинал рассказы. К тому времени обязательно приходили деревенские послушать странника, ведь ходил он далеко от родных Пачей, даже в соседние области захаживал.

Перед сном он начинал писать свой дорожный дневник. Я очень любил сидеть рядом и наблюдать за процессом. Это действо происходило так.
Коля доставал из своих запасов листок бумаги. Листок этот мог быть любой формы и любых размеров, но в пределах примерно тетрадного листа. Коля широким движением языка смачивал этот листок и начинал крупно писать химическим карандашом:
"Сегодня 12 декабря 1955 года. Пришел в деревню Полозово. По дороге из Абрамыч нашел три копейки. Ночевать остановился у Николая Владимировича.За ужином выпил пять стаканов чаю. Ходил на вечерку. Девки пригласили на игру семь раз." И далее все в таком же духе.
Писал он не спеша, время от времени смачивая листок слюной, и вполголоса проговаривая текст (почему он мне и запомнился).

Закончив описывать события дня, он аккуратно укладывал листок к предыдущим. Тут у него был только ему известный порядок. Иногда при рассказах он доставал свои записи, чтоб уточнить детали.
Однажды я ему предложил несколько тетрадей для его дневника. Он достаточно твердо отказался, сказав, что так, на отдельных листках, ему удобнее.

Как уж многие отмечали, Коля очень любил рифмовать. Просил, например, назвать какое-нибудь слово, и тут же подбирал к нему рифму - что-то вроде "дядя Кирилл купил каптоприл". И даже сочинял экспромтом четверостишие какое-нибудь.

Когда я с ним беседовал наедине, он был серьезен, и мне, мальцу, казалось, что он очень умный, и совсем непохож на деревенского малограмотного мужика!
И вот тогда уже, помню, мне пришла в голову мысль, а не откосил ли в свое время Коля от фронта, изобразив деревенского дурачка?
Да простит он меня за такие мысли, ежели я не прав...

Ю.Винокуров