Эти часы висели у него на простенке, и его сынишка Ванюшка, наш ровесник, брал их, открывал крышку, и мы читали:
«Елкину Дмитрию Семеновичу за участие в героическом сражении крейсера «Варяг» с японской эскадрой под Чемульпо (январь 1904 г.)».

Дядя Митя был гордостью нашей деревни, все его любили и уважали за доброту, скромность, душевность. Особенно мы, детвора нашей деревни, тянулись к нему. Когда утром мы шли в Абрамычевскую начальную школу, всегда подходили под окна его дома, звали с собой его сына Ванюшку. На стук наш выглядывал улыбающийся дядя Митя, зазывал к себе в дом, угощал печеной картошкой, только что снятой со сковородки.

Дом дяди Мити всегда был открыт. К нему заходили прохожие и нищие, ночевали у него. Он их обогревал, кормил. По вечерам в доме собирались наши, елкинские - и мужики, и парни с девками, и, конечно, мы, вездесущая детвора. Кое-кто из парней приносил газету, иногда интересную книгу. Очень внимательны были во время чтения, а особенно во время рассказа дяди Мити о легендарной битве легендарного «Варяга».

"28 января 1904 года, - начинал он, польщенный нашей просьбой, свой рассказ, - японская эскадра в количестве четырнадцати военных кораблей окружила корейский порт Чемульпо, где в то время был «Варяг» и канонерка «Кореец».

Капитан нашего «Варяга», контр-адмирал Руднев, получил от японцев требование сдаться в плен. Он собрал нас на палубе и заявил: «Мы идем на прорыв и вступим в бой с японской эскадрой. Мы не сдадим ни кораблей своих, ни самих себя и будем сражаться до последней капли крови».

Наш бой продолжался сорок пять минут. Все мы сражались храбро. Не отходили от орудий даже после ранения. Был ранен в голову и капитан наш. Но он остался на своем месте. Матросы видели этот героизм и совсем не думали об опасности. Прорваться нам не удалось. Оба корабля были подбиты, пушки и управление кораблем вышли из строя. Чтобы не быть в плену и не дать захватить корабли, мы взорвали «Корейца» и потопили «Варяга». Иностранные суда нас подобрали со шлюпок, переправили в Сайгон, а оттуда в Одессу…"

Когда мы подросли и стали комсомольцами, в доме дяди Мити открыли красный уголок. Выписали газеты, в школе взяли несколько десятков книг, стали выдавать их на дом. Заведующим избрали Ванюшку. За все хорошее, что мы видели от дяди Мити, помогали ему ему косить, жать.

Это была середина двадцатых годов.

Деревня оживала от продразверстки, отнимавшей хлеб, от голода 1921 года, от разорения и запустения времен первой мировой и гражданской войн.

Этому помог НЭП.

И дядя Митя стал оживать, забывать свое горе, постигшее его в начале гражданской войны.

А случилось с матросом вот что.

Однажды, проснувшись утром, он увидел, что жены его нет, нет ее одежды, нет семьи. Деревня быстро узнала об этом. Сбежались бабы. Заплакали. У них нет чужого горя. Одна побежала доить корову, другая стала затоплять ему печь. А бедный дядя Митя сидел за столом и плакал.

А все было так хорошо. Он встретил свою Федосью в ее деревне Суходол, когда осенью 1905 года шел из Кукарки, возвращаясь со службы на флоте. При входе в деревню именно она первой и встретила его. Остановилась, смутилась и обрадовалась, словно что-то предчувствуя. Уж очень хорош стоял перед ней моряк.
- Ну что. красавица, так и будем стоять молча? Скажи как тебя звать?
- Феня, — робко ответила девушка.
- А может быть, мне дорогу в Елкино покажешь?
- А вы ведь сами из Елкино.
- Ну ладно. Пойду и скоро приеду сватать тебя.

Да. все было: и первый чай, и заветное «согласна», и рукобитье о приданом, смотрины дома жениха, банька-мыленка, прощание невесты с родными и венчание в селе Ни¬кольском. Все было. И хорошее, и трудное, и сын и две дочери. В конце деревни, у самого оврага, молодые построили себе домик. Помогали братья, помогала вся деревня, устроив, так называемую «помочь».

Все было... И вдруг ничего нет. Нет любимой жены — значит, нет ничего.

В то утро в нашей деревне был еще один несчастный человек - мать троих малолеток. Это ее муж, Семен Максимович, этой ночью убежал «в Сибирь» с женой дяди Мити. В то утро вся наша деревня думала-гадала об этом событии. Так оно и осталось навсегда загадкой. Никто не замечал их встреч. В обеих семьях были любовь да согласие...

Долго дядя Митя угрюмым был, долго на его лице не было улыбки. Но был Ванюшка, был дом, была земля, была деревня и мы, однодеревенцы.

Не менее странным было то, что его Федосья Антоновна через двадцать лет позвала его к себе. И он обрадовался. Послал к ней в Самару сначала своего сына, уже Ивана Дмитриевича. Вскоре уехал туда и сам, наш моряк с легендарного «Варяга».

Деревня наша провожала его неохотно, а проводив, почувствовала себя осиротевшей.

Домика дяди Мити не стало, не стало умного, доброго человека, не стало самого гостеприимного дома деревни Елкино...