Л.Цапаева. Люди живы, пока их помнят

Прошло два года со дня смерти Екатерины Ивановны Елкиной, и я еще раз хотела бы рассказать о ней, моей любимой учительнице, которая до конца дней своих такой для меня и осталась: наставницей, другом, просто хорошим человеком.

Время летит быстро, а вот раны заживают почему-то медленно. Я когда-то пообещала рассказать о Екатерине Ивановне ещё много чего хорошего. А знаете, всё хорошее, что было в ней, связано невидимыми узелками с теми людьми, что жили рядом с ней, связано тоненькой, но прочной нитью бытия. Я вспомнила такой случай, который, я думаю, в очередной раз подтверждает, что Ека¬терину Ивановну любили не только её ученики и их родители, но и просто все жители окрестных деревень.

У нас был большой пятистенный дом, и тихий уголок для «помечтать» всегда было можно найти, хотя бы на большой русской печи, которая разделяла две половины дома. В тот вечер, скорее предвечерье, мы с бабушкой сидели у окна и молчали. Сумерничали. Хорошее, я вам скажу, это занятие - молчать вдвоём, поглядывая, как весенний ветер полощет ветки берёзы, как только-только прилетевшие скворцы, не успевшие, наверное, отдохнуть, обустраивают свои скворечники, выгоняя из них нахальных воробьев, не очень-то и желающих уступать уютные домики.

Вдруг нашу идиллию нарушил шум распахнутой большой двери, и громкий голос тетки Сани халтурихи. В деревне женщин обычно называли: Таня петиха, Люба васиха, Фиса ениха, Марья филиха (по имени мужа), звали и по фамилии: халтуриха (Халтурина), винокуриха (Винокурова), морозиха (Морозова).
- Эй, Пань, - закричала она, - чё в такой темести-то сидите? Карасин жалеете ? (местный диалект сохранен).
- А я не по улице, больно там у вас ручей бурлит, я по заулку.
- И чё пришла-то, на ночь глядя ? - спрашивает её бабушка. - Что за нужда у тя ко мне такая ?
- Ты чё ето, Пань, забыла, сёдне ведь в клубу концерт. Леванид Григорьич, как всегда, про международно положенье расскажет, а опосля концерт будут ставить. Забыла, али чё, мы с тобой договаривались Катерину Ивановну удивлять.

Тут уж я вступила в их разговор:

- И чем же это вы, тётка Саня с бабушкой, удивлять Екатерину Ивановну будете, давайте-ка рассказывайте.
- А про чё мы тибе, пигалице, должны рассказывать, ишь, нашлась учёная, у тя ишо нос не дорос до того, чем мы Катерину Ивановну удивлять-то будем. Вот ты была нет, когда в большом-то городу? Нет, не была. А я в концерт в самом Мурманске с дочерью своей Зойкой ходила, да и слыхала, как там артистам кричат, когда ужо те споют али спляшут.

- И чего это такого кричат? - с подозрением спросила я. - Чаво, чаво, а вот придешь в концерт, дак и услышишь, так ведь, Пань ?

Бабушка в задумчивости покачала головой:
- Чё-то я, Сань, сумлеваюсь, штобы оне там артистам так кричали.
- А ты не сумлевайся, поняла, не сумлевайся. Ишо как кричат. Врать не стану, ногам не топают. А вот цветки, цветки охапкам имя тащат и кричат: «Бес, бес, право». Ну чё, Пань, как ты, станем Катерине Ивановне кричать? Хорошо бы и цветков ей за таки песни принесть, да токмо где-ка их чичас взять-то.

И тут она тихонечко стала подбираться к цветущей герани.
- Пань, слушай, а могот, мы ей еранку притащым. А чё, хороший цветок.

И тут из другой комнаты вдруг раздался смех моего отца.
- Ты чё там смеёшься-то, Лексан Прокопыч? - взвилась тетка Саня, - притаился, гли-ко ты, и хохочет. Чё не эдак-то я сказала?

- Да всё не так, - говорит отец. - Уж надумали кричать, так правильно кричите. Бис и браво. Понятно?
- А мы эдак и хотели. А цветы ?
- С цветами подождите. Скоро сирень да черемуха зацветут. Чем не букеты?

- И то правда, - вздохнула тетка Саня. - Токмо я к тому времю опять в Мурманск уеду. Ну и чё ты там, Пань, телишься, оболакайся поскорее, ишо Кате с Марьей филихой стукнуть надоть, оне тожо собиралися.

Бабушка вышла из-за печки.
- Гли-ко, Сань, мне какой полушалок Гера (дочь) купила, поярковый.

Тётка Саня помяла в руках платок и, вздохнув, признала:
- Хорош полушалок от, хорош, а и жакетка плюшова тоже хороша.

В клубе было уже полным народа, пробираясь поближе к сцене, тетка Саня шипела на мужиков:
- Иш, назобались, дыму-ту, хучь топор вешай, и куды ешо клубарши глядят, гнать вас, иродов, на волю зобать-то надо.

После доклада Леонида Григорьевича девчата пели, ставили сценки, а Екатерина Ивановна пела и пела под одобрительный гул зала, под дружное хлопанье. Пела «На Муромской дорожке», «Каким ты был», «Землянка», «Катюшу» и, конечно, же, свою коронную «Сулико».

Любили Екатерину Ивановну в деревнях все: и стар, и млад, любили искренне и как учителя талантливого и просто как хорошего человека. Потому что любили ещё все и свою родную Абрамычевскую школу, где учителя по вечерам тоже ставили концерты, читали лекции для жителей, а у ребят тогда были очень популярны спортивные номера.

Жаль, что всё это кануло в Лету и уже, кроме памяти о тех счастливых временах, ничего не осталось.

Вот видите, вся жизнь Екатерины Ивановны, да и всех сельских учителей, была тесно связана в те времена с народом. Нет Екатерины Ивановны, да и многих учителей той школы нет в живых, но осталась светлая память о них. чувство гордости за то, что в нашей жизни были такие прекрасные люди, такие учителя.

А летом я пришла к Екатерине Ивановне и Леониду Григорьевичу в гости... на новое кладбище. Пришла с охапкой цветущей сирени. Леонид Григорьевич, улыбаясь, смотрел на меня с фотографии, как бы спрашивая, что же ты не вчера пришла, не в Вознесенье? Мы ждали тебя. «Не получилось», - мысленно отвечаю ему (в Вознесенье я обычно всегда хожу на кладбище). Уходя, оглядываюсь и вижу, как георгиевская ленточка, что прикреплена к фотографии, вдруг затрепетала от легкого ветерка, а мне подумалось: это они, Екатерина Ивановна и Леонид Григорьевич, мне на прощание помахали: «Не забывай нас».

Годы, синие метели,
Где найти ваш быстрый след
Отшумели, отгремели
Нам уже не мало лет
Вдоль дороги рожь не сжата
Дремлют вербы над прудом
А в Абрамычах когда-то
Был большой и шумный дом

д. Пиштань.

Газета "Отечество" 21.03.2015 г.