И.Шаньгина. ДЕЛО МАСТЕРА БОИТСЯ. Деревенские профессии и занятия.

• БОНДАРЬ1
• БОРОНАВОЛОК2
• ВЫШИВАЛЬЩИЦА3
• ГАРМОНИСТ4
• ГОНЧАР5
• ЖНИЦА6
• ЗВОНАРЬ7
• ЗНАХАРКА8
• КОЖЕМЯКА9
• КОНОВАЛ10
• КОСЕЦ11
• КРУЖЕВНИЦА12
• КУЗНЕЦ13
• ЛЕСОРУБ14
• МЕЛЬНИК15
• МОЛОТИЛЬЩИК16
• ОХОТНИК17
• ПАСЕЧНИК18
• ПАСТУХ19
• ПАХАРЬ20
• ПЕСТУНЬЯ21
• ПЕЧНИК22
• ПЛОТНИК23
• ПРЯХА24
• РЫБАК25
• СВЯЩЕННИК26
• СЕЯТЕЛЬ27
• СИНИЛЬЩИК28
• СКАЗИТЕЛЬ29
• СКАЗОЧНИЦА30
• СКОРНЯК31
• СМОЛОКУР32
• СТОЛЯР33
• ТАБУНЩИК34
• ТКАЧИХА35
• ТОКАРЬ36

Во все времена русские люди считали своим главным предназначением на земле занятие хлебопашеством, а земледельческий труд — почётным делом, которому научил человека сам Бог.

Землю, на которой работали, крестьяне величали матушкой-землёй, а зерно, которым засевали поля, — житом, то есть дающим жизнь. Они были умелыми земледельцами и хорошо знали, «когда сеять, когда жать, когда в скирды метать», определяя подходящий срок по состоянию деревьев, трав, кустарников, по сухости или влажности земли, по поведению птиц, животных и насекомых.

Русскую деревню трудно себе представить без стада коров, медленно возвращающихся вечером с пастбища, или табуна лошадей, галопом мчащихся на пастьбу в ночное. Коров, за которыми ухаживали женщины, называли кормилицами-поилицами. Они давали молоко, мясо, навоз для удобрения полей. Лошадь же считалась «мужицкой скотиной». На ней пахали и боронили землю, отправлялись в лес за дровами, в город на ярмарку или катались в праздничный день по селу. К животным русские крестьяне относились бережно: старались по возможности хорошо кормить, давали ласковые клички, запрещали бить или ругать непотребными словами, а когда погибала лошадь, то оплакивали её почти так же, как человека.

Наши предки были людьми умелыми и талантливыми. Мужчины могли срубить баньку, сарай, отремонтировать крышу, выдолбить корыто для рубки капусты, вырезать из дерева ковш для муки. Женщины умели прясть, ткать, шить, вышивать, плести пояса. Кузнецы, столяры, токари, плотники, слесари, смолокуры и многие другие снабжали крестьян всем необходимым для жизни и хозяйствования на земле. Их изделия продавались на ярмарках, небольших торжках, в деревенских лавках. Некоторые из мастеров сделали ремесло главным делом своей жизни, но многие старались не отрываться от земли, считая её более надёжной «кормилицей».

Древними мужскими занятиями в русской деревне были рыболовство, охота, пчеловодство. Они носили в большинстве своём характер промысла, то есть люди работали для того, чтобы продать рыбу, дичь или мёд. Однако в каждой деревне были и любители, которые занимались этим в свободное от сельскохозяйственных работ время, для того чтобы получить удовольствие и обеспечить свою семью рыбой, дичью, мёдом.

Важным человеком в деревне был православный священник. Он, как говорили раньше, «окормлял» свою паству, то есть крестил детей, венчал брачные пары, отпевал уходивших в мир иной, принимал исповеди от верующих, читал проповеди призывая людей к добролюбию и взаимному уважению, примирял ссорившихся, проводил молебны на полях во время засухи или проливных дождей, прося Бога о помощи, учил детей чтению, письму и арифметике. Три раза в день в храме шла служба, на которую звонарь призывал всех верующих колокольным звоном. В праздники радостный колокольный звон раздавался с утра до вечера.

Русские крестьяне с большим уважением относились к любому человеческому труду. Люди, умевшие хорошо, красиво и весело трудиться, очень ценились. Крестьяне советовали детям: «Дерево смотри в плодах, а человека в делах». Девушку родителям жениха хвалили так: «Наша девка умнёшенька, прядёт тонёшенько, ткёт чистёшенько, белит белёшенько». Доброе мнение о хорошем пахаре или жнице, умелом плотнике или кузнеце быстро разносилось по окрестным деревням. При встрече с таким человеком люди старались проявить почтение, первыми здоровались, сняв шапку, говорили приятные слова, всегда прислушивались к его советам. О людях ленивых смеясь говорили, что у них «лень за пазухой гнездо свила», и старались не иметь с ними дела.

Такое отношение к труду и трудолюбивым людям поддерживалось из поколения в поколение, передавалось через устное слово, закреплялось нормами этикета, подкреплялось поступками людей. И сегодня у читателей этой книги есть возможность познакомиться с мастерами и умельцами старой русской деревни, узнать об их ремесле — словом, отправиться в увлекательное путешествие на целый век назад.

Бондарство было известно у русских с очень древних времён и всегда считалось уважаемым ремеслом. Бондари изготавливали бадьи, кадки, ушаты, бочки, вёдра, шайки, лохани. Это была утварь, совершенно необходимая крестьянину в его хозяйстве. Бондарь делал её из коротких дощечек — клёпок, которые плотно пригонялись друг к другу и скреплялись обручами из гибких ветвей черёмухи, ивы или сирени. Для изготовления клёпок мастер выбирал древесину разных пород в зависимости от предназначения вещи. Бочки делались из дубовых клёпок. Если бочки с растительным маслом, вином или каким-то другим продуктом при перевозке на тряской телеге упадут, то не разобьются и даже не покоробятся — древесина дуба очень прочная и плотная. Кроме того, она обладает консервирующими свойствами, убивающими гнилостные бактерии, поэтому из неё бондарь делал кадки для соления и хранения грибов, огурцов, мяса, рыбы, для мочения яблок, клюквы, брусники. Продукты в таких кадках могли стоять несколько лет и не портиться. Из осиновых клёпок мастер делал кадки для квашения капусты, в которых она оставалась белой и хрустящей целый год — до следующего урожая. Молоко, сливочное масло, мёд хранили в липовых кадках — масло в них не горкло, молоко долго не прокисало, а мёд сохранял первоначальные свежесть и аромат.

Бондарь хорошо знал, что вёдра лучше всего делать из ели — её древесина была лёгкой и не пропускала влагу. В таких вёдрах удобно носить и хранить воду, поэтому они высоко ценились.

Бондари были в каждой деревне, окружённой лесами. Бондарное дело не требовало наличия специальной мастерской, бондарь мог трудиться в сарае около дома в свободное от сельскохозяйственных работ время: начиная после уборки урожая и заканчивая ко времени пахоты. Мастера выполняли заказы односельчан или отвозили свою продукцию на местные ярмарки.

В русской деревне так называли мальчика, достигшего 10-13 лет, который помогал отцу подготавливать землю под посев. Его обязанностью было боронование пашни — очень важный этап подготовки почвы к посеву. Земля, распаханная сохой или плугом, состояла из множества комьев разной величины, покрывавшихся после дождя плотной коркой. Прежде чем засевать поле, нужно было выровнять его поверхность, разбить корку и превратить крупные комки в мелкие комочки, тогда при севе семена лягут в землю ровно, на одинаковую глубину, а растения будут получать необходимое количество воздуха и влаги. Это делали с помощью бороны — четырёхугольной рамы с деревянными или металлическими зубьями на одной стороне. Борону волочила по пашне лошадь, которой управлял, сидя верхом, бороноволок. Мальчик объезжал поле несколько раз вдоль, поперёк, кругами и зигзагами, стремясь как можно лучше «прочесать» почву. Пашню боронили также после сева, чтобы защитить семена от птиц и ветра, закрыв их тонким слоем земли.

Уменьем боронить землю мальчик овладевал под руководством отца или старшего брата. Подросток был горд тем, что ему поручили такую важную работу, и старался заслужить одобрение взрослых.

Борона — орудие столь же древнее и столь же необходимое для обработки земли, как соха с плугом. Она упоминается в пословицах, поговорках, о ней составляются загадки и песни. Так, в песнях, которыми в старину дети просили жаворонков принести весну, говорилось: «Принеси весну на своём хвосту, на сохе, бороне, на пшеничном пироге». В деревнях даже думали, что с помощью бороны можно отогнать от дома злые силы. Для этого нужно было поставить борону зубьями вперёд в дверь или подвесить под потолком хлева. Черти, ведьмы, колдуны обязательно испугаются её острых зубьев и оставят хозяев дома в покое.

В старину вышивание называли «хитромудрым рукодельицем», «шелковидным ухищрением». Этим искусством в русской деревне владели девушки. Девичье «щепетеньице», то есть нитки, иголки, пяльцы, подушечки для иголок, лежало в красивой коробушке, дожидаясь ранней весны, когда девушки сядут за вышивание, отложив в сторону прялку. Вышивальщицы собирались небольшими группами в избе, а если было тепло, то на лужку, и принимались «наводить украсы» на полотенца, небольшие платочки-ширинки, скатерти, рубахи. Всё это составляло их приданое, которое необходимо было подготовить ко дню свадьбы. В состав приданого входили также подарки жениху, свадебному дружке (распорядителю свадьбы, которого приглашал жених), родне жениха. «Милого-суженого» принято было одаривать «шитой, витой, перевитой шириночкой золотой», отца и мать жениха — рубахами, а остальную родню — красивыми полотенцами.

Хорошая вышивка свидетельствовала о том, что невеста трудолюбивая, аккуратная, «умная-разумная». Такая жена ценилась очень высоко.

В старинной песне жених просит:

«Мне создай, Боже, невесту хорошую, умную-разумную, что при том же рукодельницу». Девочка начинала заботиться о своём приданом около 7-8 лет, когда мать ей говорила: «Полно иголочке в коробочке лежать, пора дары припасать».

Вышивали обычно на пяльцах льняными, хлопчатобумажными, шёлковыми нитками по белой льняной ткани. Предпочтение отдавали нитям красного цвета, так как красный воспринимался как цвет жизни, солнца, плодородия, здоровья; могли добавить и синий, зелёный, жёлтый, фиолетовый цвета. Вышивальные швы были довольно сложными, так же как и узоры, наносимые на ткань. Стилизованные женские фигуры, водоплавающие птицы, всадники на конях, лоси, олени, грифоны, львы, барсы, а также квадраты, ромбы, розетки, треугольники наносились на ткань стальной иголкой по счёту нитей или по нарисованному контуру. Образы вышивки пришли в русскую деревню из глубины веков. Некоторым из них насчитывалось до тысячи лет. В традиционных сюжетах нашли своё отражение древние мифы о божестве-прародительнице всего живущего на земле.

Гармонистов в русской деревне было много. Каждый подросток мечтал о том, как отец купит ему гармошку и он пройдёт с ней в окружении девушек по деревенской улице. Без гармонистов не обходился ни один праздник, ни одна свадьба, ни одно молодёжное гулянье. Сольные концерты деревенские гармонисты обычно не устраивали. Они аккомпанировали пению или сопровождали пляску. Хорошим гармонистом считался тот, который играл эмоционально, быстро, отчётливо, умел подстроиться к плясавшим. Про него говорили, что он «лихо берёт», «бьёт в мост, а не в пост» и что под его игру плясуна «разбирает по костям, как нечистый дух».

В русской деревне в старину был обычай в праздничный день всем — и молодым, и старым — выходить нарядно одетыми на главную улицу для гулянья. Люди ходили по улице взад и вперёд с пением песен или частушек. Среди гуляющих обязательно было несколько гармонистов, которые аккомпанировали пению. Устраивали на улице и пляски под гармошку. Самой любимой женской пляской была «Степановна». В круг выходили две женщины и под звуки гармошки шли навстречу друг другу, отбивая ногами дробь и по очереди распевая частушки. Девушки и парни плясали под гармонь «бойко, круто» кадриль. Музыка шла в одном стремительном темпе. Мужчины средних лет любили плясать трепака или камаринского. Пять-шесть игравших гармонистов старались показать своё мастерство, а танцоры — всё своё уменье: выделывали разные коленца, шли вприсядку, дробили ногами, стремясь продемонстрировать зрителям свою лихость.

Гармонь в русскую деревню пришла во второй половине XIX века, заменив такие традиционные инструменты, как балалайка, гусли, гудок, рожки и дудки. Известно, что этот инструмент появился на рубеже XVIII и XIX веков. Одни считают его изобретателем немецкого мастера Кристиана Бушмана из города Фридрихрода. Другие отдают пальму первенства чеху, органному мастеру Франтишеку Киршнику, жившему в конце XVIII века в Санкт-Петербурге.

Гармонь понравилась русским и была ими усовершенствована — появилось множество её разновидностей, например, с колокольчиками.

Гончарство — столь же древняя и уважаемая в народе профессия, как и кузнечество. Гончары делали детские игрушки и крепкую красивую глиняную посуду, в которой можно было сварить еду в русской печи, сохранить молоко, сметану, масло, засолить огурцы или капусту, подать на стол обед. Её выделывали на гончарном круге из красной, коричневой, голубой или зелёной глины. Процесс подготовки глины был долгим и требовал от гончара мастерства и терпения. Глину обычно копали осенью, чтобы зимой она промёрзла и стала рассыпчатой, затем очищали от всякого сора и мелких камешков, мяли босыми ногами, чтобы глиняная масса была однородной, и только после этого мастер приступал к формовке сосуда. Если он работал на ручном гончарном круге, то левой рукой поворачивал его диск, а правой укладывал на плоский кусок глины, плотно прилепленный к центру диска, глиняные жгуты. На ножном круге работали иначе. Мастер вращал правой ногой нижний крут, движение передавалось на верхний, в центре которого лежал шарообразный кусок глины. Обеими руками гончар вытягивал из него нужную форму, стараясь в то же время не давать угаснуть вращательному движению. После этого изделие сушили и обжигали в горне, температура которого должна была быть не меньше 800-1200 градусов. Для того чтобы сосуды имели красивый вид и были водонепроницаемыми, гончар покрывал их глазурью.

Гончару требовалось много знаний и умений, чтобы сделать красивую и прочную вещь. Он должен был хорошо чувствовать качество глины, уметь придать ей нужную форму, правильно расставить посуду в горне, поддерживать в нём ровную температуру. Не полагаясь полностью на своё мастерство, гончар прибегал к различным магическим действиям, которые, как он предполагал, могли обеспечить ему удачу в работе. От отца и деда он знал, что подготовку глины к формовке надо начинать до восхода солнца, воду для мятья глины брать ранним утром в субботу, а при формовке сосуда обязательно сказать вслух: «Я делаю его для топления масла или варенья похлёбки, каши». Завершив работу, на дне сосуда надо было начертить крест, чтобы чёрт не залез в горшок.

Уборка урожая ржи, пшеницы, овса, ячменя называлась жатвой, а женщины, которые этим занимались, — жницами, или жнеями. Время уборки урожая обозначалось словом «страда», образованным от глагола «страдать». Она приходилась на конец июля — первую половину августа, то есть на самое жаркое время в году. При этом жницам приходилось работать с раннего утра до позднего вечера, так как если хотя бы чуть- чуть промедлить с уборкой, зерно начнёт высыпаться из колоса. Русская пословица говорит: «В страду одна забота — не стояла бы работа». Рожь, пшеницу, ячмень жали серпами, а овёс обычно косили косой. При работе серпом женщина левой рукой захватывала горсть стеблей, а правой подрезала их почти у самой земли. Срезанные колосья перевязывались перевяслом — жгутом из перевитых стеблей, в результате чего получался сноп. Снопы складывали в скирды и оставляли на поле сохнуть. На жатву выходила вся женская часть семьи во главе с хозяйкой дома. Женщины и девушки жали, девочки вязали перевясла и собирали упавшие колоски. Жатву начинала хозяйка дома. Она делала первый сноп, приговаривая: «Дай, Господи, спорыньй и лёгкости, доброго здоровья». Следом, немного отстав, чтобы не мешать матери, шла старшая дочь, за ней — её сёстры и снохи — жёны братьев.

Жатва начиналась и кончалась на всех полях одновременно. В последний день нужно было поблагодарить Бога и мать-землю за добрый урожай. Для этого оставляли на поле несжатыми 20-30 колосьев, перевязывали их полотенцем, клали в жертву матери-земле хлеб и соль и говорили: «Илья-борода, нашему хозяину в сусек — спорина. Дай Бог напрок больше зерна, жита да овса». При этом просили: «Родись и плодись, на тот год не переводись». В некоторых сёлах женщины в этот день перекатывались с боку на бок по жнивью, приговаривая: «Жнивушка, жнивушка, отдай мою силушку на долгую зимушку».

В честь собранного урожая в деревне устраивался праздник. Расставлялись столы, выносились кушанья: мясо, пироги из муки нового урожая, пиво — и начиналось пиршество, в котором участвовало всё село.

Р усское село в старину трудно было представить без КОЛОКОЛЬНОГО звона. Он раздавался три раза в день, оповещая верующих людей о начале заутрени, обедни и вечерни — трёх ежедневных богослужений в православном храме. В дни больших церковных или государственных празднеств колокольный звон раздавался весь день, создавая у людей радостное настроение.

Колокола размещались на стене-звоннице или колокольне, рядом с церковью. В каждом храме их было не менее пяти, а в. больших соборах — и до двадцати. Большие колокола весили до 128 тонн, маленькие — около 400 килограммов. Управлял колоколами звонарь. Если колокола размещались на стенах-звонницах, он стоял на земле и раскачивал с помощью толстых канатов колокол, который, ударяясь о язык, выдавал нужный звук. Если колокола располагались на колокольне, то звонарь поднимался на специальную площадку, дёргал за верёвки, привязанные к языкам колоколов. Звук возникал от удара языка по стенкам колокола. В будние дни, призывая верующих на богослужение, звонарь ударял в один большой колокол: после трёх редких протяжных ударов следовали один за другим мерные удары. Это называлось благовестом. В праздничные дни звонарь после благовеста устраивал трезвон — звонил одновременно во все колокола три раза с небольшими перерывами. В особых случаях, например в дни больших торжеств, с колоколен раздавался перезвон — звонарь поочерёдно дёргал языки колоколов, начиная с большого и заканчивая маленьким.

Русские крестьяне были уверены, что колокола имеют душу, и приписывали им магическую силу. Они считали, что колокольный звон оберегает людей от горестей и бед, отгоняет нечистую силу, вселяет уверенность и успокаивает.

Знахарками называли женщин, лечивших людей и скот. Они были обычно пожилыми, добрыми, глубоко верующими в Бога людьми, искренне старавшимися помочь больным. Своё искусство знахарки получали «по наследству» от бабушки, матери или через обучение у опытных деревенских врачевателей. Диагноз знахарка ставила только после того, как внимательно выслушивала больного, пытаясь понять в первую очередь причину болезни. Если знахарка решала, что недуг появился по естественной причине, например в результате простуды, укуса змеи, поднятия тяжестей, то назначала мази, настойки, отвары. Их приготавливали из трав, крови, жира и желчи животных, воды, угля, земли, золы. По распространённому мнению, все эти составляющие части лекарств обретали целительные свойства только в том случае, если были собраны в определённое время. Травы, например, полагалось собирать ранним утром Иванова дня — дня летнего солнцестояния, 7 июля. Воду для лечения — ночью в Крещение Господне, 19 января, когда, по поверью, Бог превращает воду рек и озёр в святую, обладающую целебными свойствами.

Если же знахарка решала, что причина болезни сверхъестественна, то есть в человека вселились злые духи или одна из двенадцати сестёр — лихорадок, тогда она принималась уговаривать их добровольно уйти. Если это не получалось, то злых духов знахарка выгоняла насильно. Однако главным лечебным средством были заговоры, в которых знахарка обращалась за помощью не только к Божьей Матери и святым, но и к силам природы. Она произносила их над больным быстрой скороговоркой шёпотом, кропила святой водой, курила ладаном и травами, благодаря чему создавалось впечатление какой-то тайной магической речи, направленной к потусторонним силам. Знахарка воспринималась при этом как посредник между людьми и высшими силами, от которых зависело, по мнению крестьян, здоровье человека. Вера крестьян в знахарку была абсолютной, и именно это в большей степени способствовало тому, что человек выздоравливал.

Кожемякой в старину называли человека, который из шкур домашних и диких животных изготавливал кожу. В русских преданиях и сказках кожемяки описываются как сильные люди, легко разрывающие руками толстые бычьи шкуры или целиком сдирающие их с разъярённых быков. Кожемяки упоминаются в русских летописях, былинах, сказках, где они борются с половецкими богатырями и побеждают их. В одной из летописей говорится о кожемяке Яне Усмошвеце, который в единоборстве с половецким богатырём одержал быструю победу. Сила русского героя произвела такое впечатление на половцев, что все они в панике бежали с поля битвы. Слава Яна Усмошвеца перешла в былины, в которых рассказывается, как он боролся вместе с другим русским богатырём Алёшей Поповичем с половцами. В русской сказке Никита Кожемяка вступил в борьбу с огромным свирепым змеем, пожиравшим девушек, спас прекрасную царевну, а змея утопил. В этих древних преданиях и сказках отмечается не только сила кожемяк, но и важность их профессии. Люди, жившие в холодном климате, нуждались в тёплой зимней одежде, которую можно было изготовить из кожи и меха животных.

Ремесленники работали в специальных мастерских — кожевнях. Они стояли на берегу рек или озёр, так как длительный процесс изготовления кожи требовал большого количества чистой воды. Снятые с животных шкуры высушивали, очищали от грязи, удаляли с них остатки жира, мяса, крови, а потом закладывали на 8-10 дней в огромные чаны с водой, чтобы размягчить кожу. После этого очищали мездру — внутреннюю поверхность шкуры. Для этого шкуру укладывали мехом вниз и специальным тупым ножом снимали остатки жира, плёнки, выравнивали её. Затем шкуру вымачивали в растворе извести, чтобы легко снималась шерсть и растворялись остатки жира. Потом мочили в болтушке, приготовленной из воды и ржаной муки, чтобы убрать остатки извести. Высушив шкуру, её дубили в растворе с дубовой или ивовой корой. Благодаря этому шкура становилась прочной. После этого её пропитывали дёгтем или жиром, и тогда она становилась мягкой и блестящей.

Профессией, очень нужной в деревне, было коновальство, то есть лечение скота. Лошади, коровы, овцы, свиньи для крестьян имели жизненно важное значение. От их здоровья и благополучия зависело существование людей. Русская пословица говорит: «Мужик без лошади, что дом без крыши». К животным относились очень бережно: старались их хорошо кормить, поить, давали им ласковые клички, запрещали их бить и ругать плохими словами. Гибель лошади или коровы — «кормилицы-поилицы» — была большим горем для всей семьи. Именно поэтому коновалы, «скотские лекари», пользовались большим авторитетом среди крестьян.

Часто коновалы были людьми странствующими, то есть переходящими из одного села в другое. Приход коновала в деревню, где не было своего лекаря, становился настоящим событием для всех её жителей. Коновала сразу можно было узнать по кожаной сумке на поясе, которую украшала латунная пластинка с изображением коня и двух мужчин или, например, всадника. В сумке коновал хранил различные мелкие инструменты, с помощью которых он разрезал нарывы, зашивал раны, пускал кровь, счищал у лошадей и коров зубной камень, мешающий им есть. Для лечения он использовал различные мази, настойки из трав, которые сам изготавливал. Кроме того, коновалы в своей практике использовали окуривание скота волшебными, как казалось крестьянам, травами и заговоры, которых знали множество.

Без коновала нельзя было обойтись и тогда, когда в сельской местности начиналась эпизоотия, то есть массовая гибель скота от какой-либо болезни. Лекаря призывали в село, куда «коровья смерть» ещё не пришла, и просили поставить ей преграду. Коновал с помощью небольшого станочка вытирал из деревянной палочки огонь, который называли «живым», поджигал им деревянную, специально построенную для этого арку и прогонял через неё скот. Люди верили, что тем самым коновал «закрывает вход “коровьей смерти”» в их деревню. Все действия, связанные с лечением и защитой от болезней, казались людям таинственными, а сам коновал — настоящим колдуном. Поэтому, уважая коновалов, люди в то же время боялись их, считая, что если рассердить коновала, он может напустить на них беду.

Сенокос был одной из самых приятных и радостных деревенских работ. Он начинался в самом конце июня, когда на лугах и лесных опушках созревали травы, и продолжался весь июль. В этот месяц почти всегда стояла солнечная погода, вечера были тихие и тёплые, благоухающие цветами и скошенной травой, а вода в реках и озёрах хорошо освежала после жаркого дня. О сенокосной поре возвещал звон, стоявший в деревне весь месяц. Это мужчины на маленьких наковальнях отбивали косы, то есть с помощью маленького молотка делали лезвие косы ровным и тонким. Это нужно было делать каждый вечер, так как во время работы на лезвии появлялись зазубрины от жёстких стеблей травы, корней и мелких камешков. Звон также напоминал: «Июль с косой по лугам пошёл. Всякий, кто дорос, спеши на сенокос».

На сенокос все жители села выходили в один и тот же день, надев на себя чистую белую одежду, чтобы не садились на потных людей оводы и комары. Работа начиналась рано утром, пока на траве лежала роса — косить влажную траву было легко. «Коси, коса, пока роса; роса долой, и мы домой», — говорили крестьяне. Косцами были парни и молодые мужчины, так как эта работа требовала большой физической силы и выносливости. Молодые женщины и девушки в нарядных сенокосных рубахах с граблями в руках «шевелили» траву — шли за косцами и рукоятью граблей разбивали её на тонкие слои. Это делалось для того, чтобы трава поскорее высохла. Вечером сено сгребали в длинные валы, из которых потом делали копны, а в конце сенокоса метали большие стога и хранили в них сено всю зиму.

Если луга находились очень далеко от деревни, то на сенокос выезжали всей семьёй, оставив дома стариков для присмотра за маленькими детьми и ухода за скотом. На лугу ночевали в шалашах, варили еду на кострах. Вечером люди женатые и замужние отдыхали, купались, пели песни, рассказывали былички. Парни и девушки, собираясь весёлыми компаниями, гуляли всю ночь напролёт.

Сенокос заканчивался к Ильину дню, 2 августа. Крестьяне говорили: «Илья Пророк — косьбе срок».

В русских сёлах было много мастериц, основным делом которых стало плетение кружева на продажу. Они работали на дому или в мастерских, которые назывались светёлками, и получали плату от хозяина. Такие центры кружевоплетения были в сёлах, расположенных около Вологды, в Михайловском районе Рязанской области, Елецком районе Липецкой области, в селе Кукарка Вятской области и многих других местах. Изготовленное мастерицами кружево продавалось в города, где оно было очень модным. Горожанки любили носить кружевные шарфы, косынки, украшать кружевными прошивками платья, нижнее бельё, постельные и столовые принадлежности (крестьянки нашивали белые кружевные прошивки на концы полотенец или скатертей). В русских деревнях кружево покупали в основном для украшения полотенец и скатертей, но иногда его нашивали на манжеты рубах.

В мастерских плели кружево из тонких льняных, хлопчатобумажных и шёлковых ниток белого, кремового или чёрного цвета. Для плетения кружева мастерица должна была иметь подушку — длинный валик, плотно набитый опилками или соломой, лежавший на специальной деревянной подставке; коклюшки — тонкие деревянные или костяные палочки с намотанными на них нитками, и сколок — кусок картона или берёсты, на который с помощью мелких дырочек был нанесён узор кружева. Приступая к работе, кружевница укладывала на подушку сколок, втыкая в каждую его дырочку по булавке. К подушке же были прикреплены и нити коклюшек. Кружевница, перебирая их в руках, переплетала нити вокруг булавок в определённом порядке — так получался узор. Готовое кружево легко снималось с булавок.

Кружевоплетение появилось у русских в конце XVI — начале XVII века. Однако тогда кружева плели только из нитей, сделанных из тонкой серебряной проволоки, накрученной на шёлковую или хлопчатобумажную нитку. Серебряную нить иногда покрывали особым составом, благодаря чему она выглядела как золотая. Такими кружевами крестьянки ещё в середине XIX века украшали свои сарафаны, кокошники, девичьи венцы и повязки.

Кузнечное ремесло — это работа по изготовлению предметов из железа и стали, необходимых в хозяйстве и быту. Она выполнялась путём ковки — обработки разогретого металла ударами кузнечного молота. Русские считали это мастерство высшим, стоящим над другими ремёслами, а кузнецов — могущественными людьми, наделёнными сверхъестественными знаниями и умениями. Ведь кузнецам удалось покорить огонь — грозную стихию, приносящую людям тепло, жизнь и гибель одновременно.

Кузницы — одна или несколько — были в каждом селе. Они стояли на берегу озера или реки, подальше от деревни, чтобы в случае пожара огонь не перекинулся на крестьянские дома. Сердцем кузницы был горн — небольшая печь, в которой разогревали металл, чтобы он стал мягким и податливым. Горн топили древесным или каменным углём, при этом необходимо было поддерживать постоянную температуру. В зависимости от вида металла она составляла 800- 1500 градусов. Поддерживали температуру с помощью кузнечных мехов, которые непрерывно нагнетали в горн воздух. Мехи качали мальчики-подростки, которые вприглядку усваивали азы кузнечного мастерства. Раскалённую заготовку кузнец доставал клещами, опускал её в воду, а затем укладывал на наковальню. Молотобоец ударял по заготовке тяжёлой кувалдой, придавая ей нужную форму. В кузницах выковывали самые разные предметы: металлические части к пахотным орудиям, оковку полозьев саней, ухваты, подковы, лопаты, косы, серпы, гвозди, а также подковывали лошадей.

Божественными покровителями кузнецов были святые братья Косма и Дамиан. В день памяти святых Кузьмы и Демьяна, 14 ноября, кузнецы прекращали работу и шли в церковь поставить их образу свечку и попросить в молитве помощи.

В русской деревне валить деревья умел каждый мужчина, потому что он должен был обеспечить семью дровами, отремонтировать избу, срубить сарай или баню. Лесорубом же называли человека, который уходил из деревни на всю зиму на лесозаготовки, получая за свою работу деньги. Артелей лесорубов было особенно много в лесных районах Севера и в сибирской тайге. Они в большом количестве валили лес, сплавляя его по рекам в города на заводы, фабрики или специальные лесные ярмарки.

Работа лесоруба требовала от человека мастерства и физической силы. Главными его инструментами были специальный лесорубный топор и двуручная пила. Топор делали с длинным, до одного метра топорищем и острым стальным лезвием. При работе его держали двумя руками. Пила была с острыми зубьями, «разведёнными» в разные стороны: чётные в одну сторону, нечётные в другую. Рубка леса проходила обычно в зимнее время, когда деревья «спали», то есть в них не происходило движения соков, отчего древесина была плотной и крепкой.

В старину дерево рубили под корень топором, а в более позднее время топором делали только подруб и затем пилили пилой. Лесоруб должен был так подрубить дерево, чтобы оно упало в нужную сторону между другими деревьями. С упавшего дерева срубали ветви и снимали кору. Брёвна из лесной чащи вывозили на санях-волокушах, в которые запрягали лошадей.

В преданиях, старинных легендах и сказках лес — чужое, таинственное пространство, населённое нечистой, неведомой силой, которая находится в подчинении у хозяина леса — лешего. Он сторожит лес, оберегает диких зверей, повелевает волками. Люди, работающие в лесу, должны попросить у него на это разрешения — положить на пень яйцо, блин или хлеб и сказать: «Кто этому лесу житель, кто настоятель, тот дар возьмите, а меня пустите». Если же человек неправильно ведёт себя в лесу: ругается, кричит, громко смеётся, рубит молодые деревья, давит ногами грибы и ягоды, того леший может наказать: закружить так, что незадачливый лесоруб не найдёт дорогу к дому, украсть топор или пилу и подвесить на дерево.

Без мельника в деревне было не обойтись. Мельник делал очень важное и нужное людям дело: перерабатывал зерно в муку. Эта работа шла на водяных и ветряных мельницах при помощи жерновов. Жернова состояли из двух частей: нижней — лежака, неподвижно закреплённого в деревянной раме, и верхней — подвижного бегунка. Над верхним жерновом был закреплён ящик в форме перевёрнутой пирамиды с лотком, через который насыпалось зерно. Рядом с лежаком находился ларь для муки. Зерно попадало через отверстие в верхнем жернове внутрь, перетиралось между жерновами, превращаясь в муку, которая высыпалась в стоящий рядом ларь. На водяной мельнице, устанавливавшейся на берегах рек, перегороженных плотиной, жернова приводились в движение водой. Она падала на огромное вертикально поставленное колесо с лопастями-ковшами, приводя его в движение. Движение передавалось с помощью сложного механизма на верхний жернов, который начинал двигаться по нижнему.

Ветряные мельницы устанавливались на возвышенных местах. Мельник ставил их длинные крылья-лопасти на ветер, который приводил их в движение, передававшееся на бегунок.

Мельница, располагаясь обычно вдали от села, среди живописной природы, казалась людям таинственным сооружением, полным чудес, а мельник — «знатцем», обладающим тайным знанием, недоступным людям. В сказках, быличках, древних мифах говорилось, что мельник может управлять ветрами, направляя их на крылья мельницы. Ещё люди считали, что мельник знается с нечистой силой: водяными, русалками, чертями, которые помогают ему в его работе. Водяной дедушка, рассказывали бабушки своим внукам, живёт под мельничным колесом, развлекаясь тем, что запускает его то быстро, то медленно, при этом весело хохочет, разбрызгивая воду. Зимой, когда омут покрывается льдом, он уходит спать в подземное царство, но с первыми признаками весны появляется в своём родном омуте. Иногда водяной дедушка сердится. В гневе он может сломать мельничное колесо или затащить непослушных ребят в воду. Чтобы этого не произошло, надо время от времени давать водяному хлеб, мясо, серебряные монеты.

После того как урожай ржи, ячменя и других зерновых культур был убран с полей, наступала пора обмолота — высвобождения зерна из колосьев. Однако прежде чем этим заниматься, необходимо было высушить колосья, которые почти на 10 дней оставляли на пожне под росами и дождём. Мокрые колосья было очень трудно обмолачивать, да и влажное зерно могло начать гнить. Снопы сушили в овинах — двухэтажных сараях с печкой на первом этаже и жердями-колосниками на втором. Тёплый воздух от печи поднимался вверх и высушивал снопы, висевшие на жердях колосьями вниз. Затем снопы отвозили на гумно, которое представляло собой длинный сарай с током — ровной, хорошо утрамбованной площадкой. Иногда ток устраивался на открытом воздухе, недалеко от амбара, где хранили зерно. Обмолотом зерна обычно занимались мужчины, так как эта работа требовала большой физической силы. Они раскладывали снопы на току в два ряда — так, чтобы колосья каждого ряда соприкасались. Мужчины с цепами в руках становились один против другого и, ударяя по колосьям цепами, начинали медленно двигаться вдоль снопов.

Пройдя весь ряд, они так же медленно шли назад, ударяя цепами по снопам. Вслед за молотильщиками шёл мальчик-подросток, который вилами или граблями переворачивал снопы. После обмолота солому встряхивали граблями, чтобы вытрясти из неё оставшееся зерно, и складывали в большие кучи — омёты. Зерно также сгребали в кучи и приступали к его провеиванию — освобождению от сорных трав, мякины — и сортировке. Это делали с помощью специальной веяльной лопаты с широкой лопастью и длинной рукоятью. На неё укладывали зерно с мякиной и подбрасывали его вверх

перед собой или против ветра. Тяжёлое зрелое зерно падало вниз к ногам веяльщика, более лёгкие зерна отлетали подальше, а сор и мякина — ещё дальше от веяльщика. После провеивания женщины большими деревянными совками засыпали зерно в мешки и отправляли в амбар или сразу же на мельницу. Мякина шла на корм скоту, а в голодные годы добавлялась в муку при выпечке хлеба.

Охота была одним из древнейших занятий русского народа. Ещё великий князь Владимир Мономах, живший в начале XII века, писал о том, какое удовольствие он получал, вступая в противоборство с сильным и опасным зверем: «...Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал <...> Вепрь у меня с бедра меч сорвал». Для крестьян же охота была важным подспорьем в хозяйстве. Особенно важна она была для жителей Русского Севера и Сибири, где было мало пахотной земли, что делало невозможным земледелие. Они, как раньше говорили, «кормились зверем и птицей».

Промысловики отправлялись на охоту артелями от трёх до шести человек иногда за 200-400 километров от дома. Они жили в лесных избушках, добывали белок, лосей, куниц, оленей, зайцев, соболей, маралов, кабанов, а также рябчиков, тетеревов, глухарей, перепелов. Охотились с помощью ружей, ставили на зверя капканы, ловушки и силки. На охоте им помогали лайки, которые высоко ценились за хорошее чутьё, необычайный ум, неустрашимость, силу и быстроту. Добычу хранили в амбарчиках, которые сооружали на деревьях, чтобы до них не добрались волки, лисицы или медведи. Мех и мясо животных отправляли в большие города для продажи на ярмарках.

Русские охотники с большим уважением относились к лесу и его обитателям. В лесу запрещалось громко разговаривать, шуметь, свистеть, ссориться, ругаться скверными словами, мусорить, срубать без особой необходимости деревья или рвать цветы. Не разрешалось убивать животных в неустановленное правилами время, мучить раненых зверей, убивать самок с маленькими детёнышами и лишнее количество дичи. Нарушители, по поверью, будут наказаны хозяином леса — лешим, который может навеки лишить их охотничьей удачи, завести в болото, утопить в лесном озере, натравить на них волков. В начале охотничьего сезона полагалось попросить у лешего разрешение на промысел. Для этого надо было рано утром пойти в лес, сесть на поваленную берёзу и сказать: «Царь лесовой, всем зверям батька, явись сюда!» — и попросить у него желаемой удачи.

В летнее время на поляне в лесу или на лугу, на высоком сухом месте, хорошо защищённом от ветра, можно было увидеть ульи. Место, где они стояли, называлось пасекой, а человек, который ухаживал за пчёлами, — пасечником. По старинным поверьям, хорошим пасечником мог быть только добрый, благочестивый человек, верно служащий пчёлам — «божьим угодницам», которые трудятся «людям в потребу, Богу в угоду». Он должен был приходить на пасеку в чистой белой одежде и помолиться, прежде чем подойти к улью. По христианскому преданию, пчёлы в нашу страну были принесены из Египта святыми Зосимой и Савватием. Они набрали пчелиных маток, положили их в камышовую трубочку и отправились в путь. Матки громко жужжали, призывая пчёл, и «вся сила пчелиная» полетела за ними на Русь. Там Зосима и Савватий выпустили их «в тёмные леса, в угодные деревья православным христианам на радость».

Домашних пчёл содержали в старину в ульях-дуплянках, представлявших собой часть толстого ствола дерева, выдолбленного изнутри и закрытого сверху крышкой. В нижней части улья был леток — узкое горизонтальное или круглое отверстие для пчёл. Внутри улья находились снозы — крестообразно закреплённые палочки, на которых висели соты с мёдом. Мёд вынимали к Медовому Спасу — празднику, отмечавшемуся 14 августа. В этот день пасечник обязательно относил мёд в церковь для освящения и угощал им всех желающих. Осенью в день памяти святого Савватия ульи увозили с пасеки в омшаники — тёплые, хорошо проветриваемые помещения, где они стояли до 30 апреля — дня памяти святого Зосимы, когда их опять перевозили на пасеку. Дни переездов отмечались пчеловодами настоящими торжествами. Утром все отправлялись в церковь, чтобы поставить свечу перед образом святых покровителей Зосимы и Савватия, и обращались к ним с просьбой защитить пчёл и обеспечить хороший сбор мёда. Особенно действенной считалась короткая молитва детей: «Дай, Господи, чтобы пчёлки водились, мёд носили и не умирали». После этого устраивали пиршество, главным блюдом которого были оладьи с мёдом.

В каждом крестьянском хозяйстве держали скот: коров, лошадей, овец. В холодное время года животные находились в хлевах, а в тёплое — на пастбищах. За коровами летом присматривали пастухи с подпасками — мальчиками-подростками. Пастух должен был заботиться о порученном ему стаде: выбирать для пастьбы места с хорошими травами, охранять животных от волков и медведей. Он управлял ими при помощи рожка или барабанки, а также длинной плети, которыми подавал животным нужные сигналы. У пастуха обязательно были палка — батог с зарубками по количеству скота в стаде — и восковой шарик с закатанными в него шерстинками всех коров, которых он пас. Считалось, что эти предметы обладают чудесной силой и не дают коровам разбегаться.

Первый раз после долгой холодной зимы скот выпускали из хлевов на пастбище 6 мая, в день памяти святого Георгия Победоносца — Егория Храброго, как называли его крестьяне. По поверью, в этот день Егорий на белом коне объезжал Русскую землю и брал под своё покровительство всех животных. Нарядно одетые хозяйки погоняли своих коров и телят веточками вербы и ласковыми словами: «Иди, моя коровушка, в поля. Спаси, Егорий Храбрый, мою коровушку, дай ей здоровья! Принеси, моя коровушка, молока большого, густого, хорошего». Пастух ждал хозяек за околицей деревни. Когда стадо собиралось, он обходил его три раза по солнцу, держа в руках решето с иконой Георгия Победоносца, хлебом, ветками вербы и крашеными яйцами. Этим обходом он как бы замыкал стадо в магический круг, который будет охранять его всё лето от напастей и бед.

Пастухи работали весь летний сезон без отдыха, получали за свою работу главным образом продукты. Находясь большую часть времени в лесу, они хорошо знали голоса птиц, повадки диких и домашних животных, умели отыскать лечебные травы. В глазах крестьян они были людьми, обладающими тайными знаниями. Считалось, что пастух, например, знает язык животных и трав, может с помощью волшебных слов отогнать от стада голодного медведя, попросить у лешего, хозяина леса, помощи в охране стада.

Каждая крестьянская семья имела своих пахарей. Обычно это был отец семейства, который к 30-40 годам хорошо разбирался в особенностях подготовки земли к получению урожая, и его взрослые сыновья. Секреты пахоты — весьма трудного искусства — передавались от деда к внуку и от отца к сыну. Пахали землю для того, чтобы сделать слой почвы, в котором будут расти рожь, пшеница, ячмень и другие культурные растения, рыхлым, способным получить необходимое количество влаги и питательных веществ. Пахоту нужно было начинать в определённое время — тогда, когда земля становилась готовой к обработке. Пахарь определял его по состоянию природы: запели жаворонки, заквакали лягушки, деревья стали покрываться листвой, загремел первый гром — всё это означало, что «земля поспела». Готовность почвы к пахоте проверяли и таким способом: сжимали в руке горсть земли, а потом бросали её на поле. Если комок рассыпался — пора пахать.

Землю русские крестьяне обрабатывали сохой и плугом, в которые впрягали лошадь. Эта работа была очень тяжёлой. Недаром пословицы говорят: «Пашню пашут — руками не машут», «Землю пахать — не в бабки играть». Особенно трудно было работать сохой — самым древним русским пахотным орудием, известным ещё в IХ-Х веках. Она не могла стоять на земле, так как не имела полоза, и пахарь вынужден был, регулируя ход, поддерживать её руками. Несмотря на это, русские крестьяне очень ценили свою соху — «матушку-кормилицу», «бабушку-Андреевну», говорили про неё: «У нашей сошки — золотые рожки».

Пахоту вся деревня начинала в один и тот же день. Мужчины из уважения к матери-земле приходили на поле в чистой одежде, сходив накануне в баню. Первую борозду делал «зачинальщик» — работящий, уважаемый, достойный человек, поле которого всегда давало хорошие урожаи. Перед началом работы он кланялся земным поклоном матери-земле, спрашивая её благословения на пахоту, затем собравшимся односельчанам, после чего делал «зачин» — три борозды поперёк поля. Когда этот ритуал был соблюдён, мужчины расходились по своим полям в надежде, что хорошие качества «зачинальщика» помогут им и на их участках. Перед началом пахоты каждый мужчина зарывал в землю горбушку хлеба и пасхальное яйцо — дары земле-кормилице в надежде на её благосклонность к людям.

Пестуньей называли девочку, которой было поручено нянчить младших братиков и сестричек, когда в семье не было бабушки, а мать занималась жатвой, сенокосом, уборкой урожая с огорода или другими крестьянскими делами. Девочки начинали заботиться о малышах с 7-8 лет. В этом возрасте мать просила их присмотреть, чтобы малыш не выпал из люльки, не упал с лавки, покачать люльку, чтобы заснул, покормить кашкой. На десятилетнюю пестунью мать могла уже полностью положиться. Девочка умело обращалась с младенцами: пеленала их, поила молоком из соски, изготовленной из коровьего рога, развлекала погремушками из бычьего пузыря с положенным в них горохом, радовала весёлыми песенками — «потешками», «потягушками». Когда малыши подрастали, пестунья учила их сидеть, ходить, играла с ними на лужайке в «гуси-лебеди», «кринки и котики», «волк и козлята», придумывала и рассказывала сказки. К своим подопечным она относилась, как раньше говорили, «с ласкотой»: не сердилась на них, не ругала, не наказывала, старалась погладить, порадовать. Когда накормленный ею ребенок начинал довольно гулить, пестунья гладила его по животику и говорила: «Ах, поёт, поёт, соловушка! Ах, поёт, поёт, молоденькой! Молоденькой да пригоженькой!»

Все в деревне знали, что наказывать малыша — большой грех, потому что он ещё «несмышлёныш» — всё равно не поймёт, за что наказали. Если же его ругать скверными словами, то чёрт решит, что ребёнок никому не нужен, и утащит его в лес. Когда малыш не слушался пестуньи, капризничал, она говорила ему: «Вот будешь уросить, придёт страшный Мамай-Бабай и заберёт тебя» — или, взяв на руки, утешала: «Дочечка ты моя разжеланная, писанка моя сладкая, да я тебя на ручки возьму, да я тебя на улочку сведу, а там маменька идёт. Молочка в рожке несёт, пирожка в пазушке».

К своим обязанностям девочка относилась очень ответственно, стараясь, чтобы доверенные её заботам малыши были здоровы, веселы и довольны. Она не бросала их даже тогда, когда другие девочки, которым некого было нянчить, приглашали её поиграть в жмурки, прятки или пятнашки.

Печник — мастер по кладке печей, которые в старину были в каждом деревенском доме. В них варили пищу, пекли хлеб и пироги, согревали в больших чугунах воду для скота. Ими обогревали, проветривали и просушивали дом. На печи спали и грелись, на ней хранили вещи, сушили зерно и одежду, а зимой под печкой держали кур и поросят. В печи даже мылись, если у семьи не было бани.

Печник складывал или, как раньше говорили, «бил» печь из глины, смешанной с водой и песком. Сначала он изготавливал «опечек» — невысокий деревянный сруб, который устанавливал на балках пола. Затем делал «под» — нижнюю часть печного свода. Для этого сверху застилал «опечек» брёвнышками, засыпал их толстым слоем земли, обмазывал глиной и утрамбовывал. Затем печник приступал к изготовлению корпуса печи. Он делал его в виде узкого ящика из досок, который набивался глиной и небольшими булыжниками. Печь оставляли высыхать на две недели, а потом протапливали хворостом, чтобы глина просохла. После этого её протапливали дровами. Деревянная обшивка сгорала, а стенки печи становились очень прочными.

В старину избы были курными: у печей не было трубы и дым выходил — «курился» — через устье. Он поднимался вверх и висел во время топки печи плотным синим слоем под потолком. Для выхода дыма в потолке делали широкое отверстие, которое после окончания топки заволакивали доской. Печные трубы, через которые дым вытягивался на улицу, появились у русских только двести лет назад, и то не во всех избах.

Печники были людьми странствующими: каждую зиму они ходили по деревням, предлагая крестьянам свои услуги. Иногда они входили в состав артели плотников, так как печь возводилась обычно во время постройки дома. По русским поверьям, печники получали своё мастерство от Бога, но дружили и с чёртом. Если рассердить печника или не заплатить ему за работу, то он посадит в печь кикимору, которая будет выть каждую ночь, пугая домочадцев.

Плотники — это мастера, возводившие церкви, часовни, избы, скотные дворы, хозяйственные помещения. Они рубили их топором из дерева без использования металлических гвоздей. При строительстве отдавали предпочтение сосне, ели, лиственнице. Плотники знали, что такая древесина хорошо сохраняет тепло и долго не гниёт, а также видели, что эти деревья с длинными ровными стволами хорошо укладываются в четырёхугольный сруб — основу любого здания. Сруб состоял из венцов — нескольких рядов уложенных друг на друга брёвен. Они сцеплялись на углах так, что концы выступали наружу. Между венцами прокладывали высушенный мох, чтобы в постройку не проникал холод.

В плотницком деле самое трудное — устройство крыши, особенно на церковных зданиях. При строительстве изб крыши делали обычно двускатные или четырёхскатные, крытые соломой или тёсом — длинными досками. Крыши церквей с красивыми куполами крыли тонкими короткими осиновыми пластинками.

Плотники отвечали и за внутреннее убранство дома, которое состояло из неподвижной мебели: лавок, полатей, полок. Одному человеку со всей этой работой трудно было справиться. Дом или церковь строила обычно артель плотников из шести-семи человек. Они ходили зимой по деревням, предлагая свои услуги крестьянам. Труд плотника ценился очень высоко. Особенно славились мастера из Владимирской, Ярославской, Костромской губерний. Срубленные ими избы считались тёплыми, прочными и красивыми.

Строительство дома всегда сопровождалось исполнением обрядов, которые были направлены на благополучие семьи в новой избе. При укладке первого венца в углы клали монеты, овечью шерсть, зерно, чтобы в новом доме семье «богато жилось». Перед началом сооружения крыши хозяева должны были угостить плотников хорошим обедом, чтобы «крыша плотнее стояла». Угощение ставилось и после окончания всех работ. Плотники считали для себя очень важным, чтобы хозяева были довольны своим новым домом, а угощение воспринимали как благодарность за хороший труд.

Прядение — это изготовление нитей из льняного, конопляного волокна и овечьей шерсти. Этой работой девушки и женщины занимались долгими зимними вечерами при свете лучины. Пряли с помощью прялки и веретена. К лопасти прялки привязывали кудель — обработанные волокна льна (конопли) или хорошо вычищенную и вымытую овечью шерсть. Женщина, сидя на донце прялки, вытаскивала из кудели длинную, в размах рук прядь, конец которой привязывался к веретену. Правой рукой она вращала веретено, благодаря чему кудель скручивалась в нить. По мере скручивания пряха наматывала нить на ладонь левой руки, а потом перекидывала её на веретено, закрепляя на вершине петелькой, чтобы скрученная нить не разматывалась и не соскальзывала в процессе работы. Хорошая мастерица всё это проделывала за одну-две минуты. Девушки садились за прялку в первый день Рождественского поста, начинавшегося 28 ноября, и убирали её перед Масленицей, делая перерыв в работе на время святок.

Свою первую прялку девочка получала от матери в 7 лет, когда, как считалось, она «вошла в разум» и может постепенно осваивать все работы, которые полагалось знать взрослой женщине — хозяйке дома, заботливой матери. Девочка должна была напрясть за зиму определённое количество мотков. В Масленицу по крестьянским дворам бегали страшные Кажемотки — ряженые, требовавшие у девочки, чтобы она «казала мотки» напряденных нитей. Если их было мало или нити были неровные, девочку наказывали — били мокрой куделью, чтобы в следующем году она не ленилась.

Взрослым девушкам прялки обычно дарили парни, которые за ними ухаживали. Каждый такой «почётник», как он назывался в молодёжном кругу, старался для своей «почётницы» сделать или купить прялку покрасивей. Для прядения девушки собирались обычно вместе по шесть-десять человек, развлекая себя пением, рассказыванием страшных историй или сказок. Через некоторое время на такой посиделке появлялись парни. Работа откладывалась, начинались игры и хороводы. Однако девушка, как бы она ни веселилась, должна была выполнить «урок», который дала ей мать.

В далекие от наших дней времена селения «ловецких людей» располагались на всех больших и малых реках, речушках, озёрах. Рыба наряду с хлебом и кашей была главной их пищей. На Волге, Северной Двине, Печоре, Дону, Днепре, на Ладожском и Онежском озерах, озере Ильмень, на Белом и Каспийском морях рыбу ловили на продажу. Во время путины, то есть массового хода рыбы, рыбаки объединялись в артели, в каждой из них был мальчик 13-14 лет, который обучался рыбному делу. Весной и летом артели отправлялись в плавание на гребных (по рекам и озёрам) и парусных (по морю) судах: баркасах, бударах, шаландах, каюках и других. В зимнее время рыбаки отправлялись на промысел на лошадях, запряжённых в сани. Они выезжали на лёд далеко от берега, ставили там свои небольшие деревянные избушки — лубьи — с низкими дверцами и маленьким окошечком. На ледяной пол набрасывали соломы, служившей посте лью, а посредине укладывали кирпичи, на которых разводили костёр. Рыбу ловили сетями, неводами, различными ловушками, крючковыми снастями.

Кроме рыбаков-промысловиков в деревнях было много рыболовов-любителей. Рано утром или поздно вечером они отправлялись на речку с удочкой, бреднем (неводом, которым ловят рыбу вдвоём, идя бродом) или большим сачком. Это приятное развлечение, требующее от человека наблюдательности, ловкости, знания природных особенностей рыб, позволяло разнообразить скудный стол крестьянина и даже приносило, хотя и небольшой, доход его семье.

Рыбаки, особенно промысловики, считали, что в их многотрудном деле им помогают апостол Пётр — покровитель рыбаков и святитель Николай Чудотворец — покровитель моряков. В дни их памяти они устраивали торжественную трапезу в надежде на помощь и покровительство. Рыбаки-любители обычно обращались за помощью к рыбному царю — водяному, которому они приносили жертвы: бросали в воду гуся или курицу со словами: «Вот тебе, дедушко, гостинцу на новоселье. Люби да жалуй нашу семью».

В каждом русском селе обязательно была православная церковь, а в ней священник, которого верующие люди обычно называют батюшкой, отцом. Священником мог быть только мужчина, окончивший духовное училище или семинарию, рукоположённый (посвящённый) в сан епископом. По христианским представлениям, священник выступал посредником между людьми и Богом. Во время богослужения в храме он возносил благодарность Богу за заботу о людях, просил для них счастья и благоденствия, вымаливал прощение за совершённые грехи. Богослужения проходили три раза в день: утром после восхода солнца, в 12 часов дня и в 6 часов вечера. Священнику помогали диакон, пономарь, псаломщик, певчие. Богослужение проходило по специальным книгам, установленным православной церковью. Кроме того, священник крестил детей, приобщая новорождённых к Богу и православной вере; проводил венчание, то есть заключал брак между мужчиной и женщиной; отпевал умерших, читая над ними специальные молитвы; принимал исповеди — признания людей в своих грехах и покаяние за них; причащал их, то есть приобщал человека к Богу, давая освящённые хлеб и вино. Считалось, что во время таинств (так называются эти обряды) на человека сходит Божья благодать.

Каждый большой праздник, такой, например, как Рождество Христово, Пасха, или день памяти святого, которому посвящён сельский храм, священник со всем причтом отправлялись, взяв иконы, в деревню. Крестьяне с нетерпением ждали этого обхода, веря в то, что молитва, прочитанная священником около их дома, защитит от бед и несчастий. В деревнях был также обычай приглашать священников на поля в первый день пахоты, сева или жатвы. Люди считали, что короткое богослужение прямо на поле поможет им вырастить хороший урожай. Каждый священник считал своим пастырским долгом знать всё о жизни своей паствы и помогать нуждающимся людям добрым советом и молитвой.

Очень важной работой в деревне был сев. От того, как засеяно поле, зависел будущий урожай, а значит, и благополучие крестьянской семьи. Прежде всего, необходимо было правильно подобрать растение, которое крестьянин будет выращивать на своем поле. Рожь, например, сеяли во всех крестьянских хозяйствах, потому что она была неприхотливой культурой, а пшеницу — только в тёплых краях, так как она была очень чувствительна к изменениям погоды. Русские говорили: «Рожь-матушка всех кормит, а пшеничка — по выбору». Овёс и ячмень, так же как и рожь, выращивали по всей стране, а вот гречиху — только в средней полосе России, поскольку она боялась заморозков и плохо переносила горячие южные ветры. Семена должны были быть крупными, «налитыми», потому что «от плохого семени не жди доброго племени», а сеятель — умелым, ведь «как посеешь, так и пожнёшь». В русской деревне положено было засевать поле хозяину дома, который, как человек опытный и серьёзный, сумеет выполнить эту работу хорошо.

Важность сева подчёркивалась и торжественностью, с которой проходил его первый день. В это утро каждая семья, провожая сеятеля, молилась перед иконами, прося у Бога помощи в многотрудном деле. После молитвы отец семейства, надев через плечо севалку с зерном, отправлялся на поле, куда приходили и остальные мужчины. Там уже стоял стол, на котором лежали хлеб, небольшое лукошко с семенами, собранными со всей деревни, и стоял сосуд со святой водой. Священник читал молебен, окроплял поле святой водой и предлагал засевальщику — наиболее опытному в деревне крестьянину — сделать «зачин». Тот брал семена и торжественно шёл по полю, придерживая севалку левой рукой и разбрасывая семена широким движением правой руки, громко приговаривая: «Народи, Господи, с одной осьмины три осьмины, народи, Господи, на птиц небесных, на всю нищую братию, на всех православных». После этого сеятели расходились на свои поля, но прежде чем начать сев, они просили своих сыновей-подростков разбросать по пашне крошки хлеба и закопать в землю два красных яйца. Все эти ритуальные действия проводились для того, чтобы обеспечить благословение Бога и получить расположение матери-земли.

Синильщик (он же синила) занимался набойкой тканей и окрашиванием ниток. У каждого мастера была синильня — мастерская, расположенная на берегу реки или озера, в которой он работал вместе со своими сыновьями. Крестьянки из близлежащих деревень приносили синильщику белые холсты, на которые он наносил узор. Они могли выбрать его по манёрнику — полотнищу с отпечатанными на нём орнаментами, которые мастер мог перенести на их холст. Печатали узор на ткани с помощью набойных досок. Каждая такая доска была сделана из твёрдых пород дерева, на одной её стороне был вырезан или выложен тонкими металлическими пластинками и гвоздиками без шляпок орнамент. Это могли быть композиции из цветов и листьев, птички на ветках, рыбки или различные геометрические фигуры: ромбы, квадратики, прямоугольнички, полосы. Принимаясь за набивку узора, мастер раскладывал белый холст на длинном столе, брал набойную доску и окунал её в вапу — раствор, в состав которого входят глина, клей, медный купорос и другие вещества. Доску, пропитанную вапой, синильщик прикладывал узором к ткани и принимался бить по ней яйцевидной колотушкой — ладушей. Это называлось «печатать», или «отбивать» узор. После того как ткань пропитывалась вапой, её высушивали и опускали в чан — так называемый куб с холодным раствором красителя, приготовленного из растения индиго. Через определённое время ткань, окрасившуюся в синий цвет, вытаскивали, сушили и прополаскивали в воде. Вапа растворялась, и на синем фоне появлялся белый узор. Некоторым крестьянкам нравилось, если мастер наносил на синюю ткань штампиками с масляной краской оранжевые или красные кружочки — «денежки».

Набивные ткани пользовались очень большой популярностью — крестьянки шили из них сарафаны, передники, мужские штаны, скатерти, пологи. Особенно ценились такие скатерти, где на синем фоне были изображены ложки, ножи, тарелочки, в которых лежало по рыбке.

Часто крестьянки приносили синильщику и мотки льняных или шерстяных нитей, которые он окрашивал в синий или чёрный цвет.

В старину в деревнях было много талантливых крестьян, которые знали и умели рассказать односельчанам об историческом прошлом русского народа. Таких людей называли сказителями. В долгие зимние вечера крестьяне, собравшись в просторной избе, с удовольствием слушали былины — рассказы о могучих богатырях: Святогоре, Михаиле Потыке, Дунае, Илье Муромце, Алёше Поповиче, боровшихся с «идолищами погаными», или старины — песни о славных делах давно минувших дней: походах Ивана Грозного, Полтавской битве Петра Первого или сражении под Бородино во время Отечественной войны с Наполеоном. Былины исполняли нараспев, речитативом, под аккомпанемент гуслей — древнего струнного инструмента, а старины пели обычно без музыкального сопровождения.

Былины создавались в эпоху Киевской Руси, то есть в IХ-ХI веках. В них описывались события, которых в реальности не было, так же как не было и славных богатырей — героев былин. Однако слушатели воспринимали их не как сказку, а как предания о героях, которые действительно жили в далёкие от нас времена и сражались с врагами за Русскую землю.

Старины сочинялись современниками того события, о котором рассказывалось в песне. Если её герой нравился людям, а описываемое событие казалось важным, то произведение передавалось из поколения в поколение от одного сказителя к другому. При этом каждый певец добавлял в него что-нибудь своё, казавшееся ему интересным для слушателей. Одной из таких древних, но любимых песен была песня о рязанском воеводе Евпатии Коловрате, жившем в начале ХIII века и победившем с небольшим отрядом войско хана Батыя под Рязанью. История Российского государства в этих произведениях выглядела не совсем так, как в учебниках. Каждая битва русских с врагами всегда оканчивалась победой, даже если на самом деле была проиграна. Жестокие цари или разбойники, грабившие на больших дорогах, оказывались в песнях защитниками простых людей. Былины и исторические песни вызывали у крестьян чувство гордости за свою отчизну, потребность защищать её от врага, как это делали давным-давно их предки.

В нашем представлении сказочница — это добрая бабушка, которая рассказывает сказки своим внукам. Однако в старину сказки с удовольствием слушали и взрослые. Вечером на сенокосе, после охоты в лесной избушке, на молодёжной вечеринке, когда все устали от плясок, приятно было отдохнуть, слушая занимательные сказки. В каждой деревне всегда находился человек, который знал их много и с удовольствием принимался рассказывать по первой просьбе. Слушатели знали, что сказка — заведомая неправда. «Сказка вся — больше врать нельзя», — говорил сказочник. Однако и взрослые, и дети слушали их с большим удовольствием. Малыши любили сказки, героями которых были животные: робкий зайчишка, хитрая лисичка-сестричка, серый ёжик «без головы, без ножек», волчище.

Эти сказки считаются самыми древними. В далёкие от наших дней времена, когда люди еще не умели пахать землю, а занимались охотой, охотники рассказывали их лесным духам, чтобы развлечь их и задобрить.

Подростки любили волшебные сказки о путешествии в иные миры — «туда, не знаю куда», чтобы принести «то, не знаю что». Иван-царевич, Иванушка-дурачок — герои этих сказок всегда выходили победителями злых сил: Бабы-яги, Кощея Бессмертного, Змея Горыныча. Предшественниками многих волшебных сказок были древние мифы — повествования о богах, героях и происхождении мира. Всем известные сказки «Царевна-лягушка», «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка», «Аленький цветочек» — переложение представлений древних людей о возможности превращений в животных. Путешествие Ивана-царевича за молодильными яблоками, пером Жар-птицы, живой и мёртвой водой — воспроизведение древнего обряда, по которому подросший мальчик должен был доказать, что он стал взрослым мужчиной и способен преодолевать невзгоды.

Взрослых людей развлекали бытовые сказки, где изображался реальный мир, а героями были обычные люди, которым приходилось, добиваясь справедливости, проявить ум, ловкость, находчивость, хитрость.

Сказки были не просто развлечением, они учили людей, как надо поступать в сложных ситуациях, быть смелыми, предприимчивыми, не бояться трудностей.

Скорняком называли мастера по выделке меха и шитья из него зимней одежды. Слово «скорняк» происходит от общеславянского слова «скорья» — кожа, мех. В русской деревне скорняк занимался выделкой овчины из шкур грубошёрстной русской и романовской пород овец. Эти овцы имели густую и длинную шерсть от серого до чёрного цвета и тонкую прочную кожу. Особенно ценилась овчина, выделанная из шкур романовских овец. Они были выведены в начале XVIII века в деревне Романово Борисоглебского уезда Ярославской губернии. Мех романовских овец был длинный, до двух-трёх сантиметров, густой, красивого серо-голубоватого цвета. Из этой овчины скорняки изготавливали мужские и женские шубы, полушубки, шапки. Их шили обычно мехом внутрь, а кожу, чтобы она красиво выглядела, окрашивали в чёрный или коричневый цвет. Шубы и полушубки из романовской овчины были тёплые, лёгкие, прочные и нарядные. Их надевали на большие зимние праздники, свадьбы, походы в храм к воскресной службе. Будничные шубы, полушубки и тулупы, надевавшиеся для тепла во время поездок на санях по делам, шили из овчин, выделанных из шкур русской овцы. Они также изготавливались мехом внутрь, но иногда обтягивались сверху тёмно-синей или чёрной плотной тканью.

Шубы, полушубки, тулупы считались большой семейной ценностью. Они переходили по наследству от родителей к детям, внукам и правнукам. Наличие в доме романовской шубы или полушубка воспринималось как свидетельство богатства хозяев и знак благополучия. Во многих русских деревнях новорождённого ребёнка заворачивали в шубу из овчины и произносили такое пожелание: «Шуба тепла и мохната, жить тебе хорошо и богато». На свадебном пиру на лавку, где сидели молодожёны, подстилали шубу мехом вверх и говорили: «Сколько в шубе волосков, столько пускай будет у вас детей».

Скорняки выделывали шкуры не только овец, но и диких пушных животных. Особенно этот промысел был развит в лесных районах, где было много охотников. Однако выделанные ими шкурки шли на продажу в города — крестьяне обычно не носили верхнюю одежду из меха дорогих пушных зверей, предпочитая более дешёвую овчину.

Cмола — это густой сок хвойных деревьев, а смолокур — человек, который её добывал.

Смола нужна была для того, чтобы защитить изделия из дерева от гниения и сделать их водостойкими. Ею пропитывали деревянную обшивку речных и морских судов, лодки, сани, лыжи, бочки, покрывали канаты и верёвки, чтобы сделать их более прочными. Смолу получали путём её выгонки из сосны в специальных смолокурнях, которые мастера устраивали вдали от деревни, ближе к лесу. Старинная смолокурня представляла собой глубокую яму в форме воронки, под которую была врыта бочка. Дно ямы и её стенки были обложены еловой корой, оставалось только узкое отверстие, соединявшее яму с бочкой. В яму закладывали стоймя хорошо просушенные чурки, наколотые из сосновых пней. Чурки набивались очень плотно, а часть их устанавливалась и над ямой. Вся эта куча закрывалась щепой и поджигалась. После этого её покрывали приготовленным заранее дёрном. При сильном нагреве без допуска воздуха дерево не сгорало, а обугливалось. Смола же вытапливалась и спускалась к низу ямы, вытекая через отверстие в бочке. Над смолокурней вился зеленоватый дымок — это выходили газы, образующиеся при горении. Когда через несколько дней смолокуры выкапывали бочку, в ней была смольница — чёрная густая жидкость, состоявшая из воды, скипидара, ментолового спирта, смолы и многих других веществ. Отделить смолу было легко, так как она оседала на дне бочки. Скипидар, спирт использовались в хозяйстве. Скипидаром растворяли лаки и краски, из него делали мази, которыми лечили заболевания суставов.

Смолокурение было тяжёлой мужской работой. Много физических сил и мастерства требовалось при выкорчёвке пней и их колке. Однако особенно тяжело было несколько суток находиться около смолокурни, следя за тем, чтобы тление проходило ровно и чтобы из кучи, покрытой дёрном, не вырывались языки пламени.

Cтоляры — это мастера, которые занимались более тонкой и тщательной обработкой дерева, чем плотники. В плотничьих артелях обязательно был мастер, который умел изготовить оконные рамы, резной узор наличников, божницы для икон. Кроме того, столяры делали для крестьян подвесные шкафчики, столы, скамейки с резными спинками и сундуки. Все эти вещи требовалось сделать красивыми, так как они кроме своего основного назначения должны были рассказывать о достатке в доме и заботливости хозяев. Столяры, хорошо зная вкусы крестьян, старались выполнить их запросы, создавая красивые и удобные в быту предметы. Особенно привлекательными старались сделать стол и сундуки.

Стол стоял в парадной части дома под иконами в святом углу и считался «ладонью Бога». В сундуки складывали все необходимые в хозяйстве вещи и ставили их на видное место в избе.

Для работы столяру нужна была мастерская, в которой бы поместились большой верстак и множество необходимых инструментов. Верстак представлял собой длинный стол с ящиком, разделённым на мелкие ячейки. На нём были закреплены тиски, между которыми закладывалась заготовка будущего изделия или его деталей. В ячейках ящика и на полках мастерской лежали инструменты, среди которых главными были пила, топор, тесло для выдалбливания и вырубки пазов в дереве, рубанки разных видов для строгания досок, струбцины для зажимания частей изделий, стамески, циркули.

В мастерской обычно работали столяр и несколько подмастерьев разного возраста. Они не только помогали мастеру, но и обучались столярному искусству, перенимая уменья, навыки и знания. Хорошим учеником считался подросток работящий, расторопный, наблюдательный, схватывающий всё на лету, с уважением относящийся к своему учителю. Мальчик, не желающий из-за лени перенять знания, вызывал насмешки односельчан и считался позором семьи. Однако таких подростков было очень мало. Ребята старались беречь свою честь и быть достойными своих трудолюбивых родных.

Выпасом лошадей в летнее время занимались обычно мальчики 10-13 лет. Они собирали всех деревенских лошадей в большой табун и поздно вечером, после окончания рабочего дня, прогоняли его через деревню на ночную пастьбу. Каждый подросток наблюдал за лошадьми своего хозяйства, стараясь, чтобы они не ушли далеко от табуна и не были затравлены волком или медведем. Родители безбоязненно поручали им пастьбу лошадей, потому что мальчики уже хорошо умели за ними ухаживать. Отец обучал их этой мужской работе с 7-8 лет.

Пригнав лошадей на место выпаса, мальчики по совету старших просили у леса и его хозяина, лешего, разрешения на выпас.

Для этого они клали под берёзу кусок хлеба, соль, яйцо и говорили: «Честной лес, муж богатый, дарю тебе подарок. Прими от меня, раба Божьего, и сбереги мою скотину и в чистом поле, и во тёмном лесу». После этого мальчики ощущали себя в полной безопасности от всей невидимой нечистой силы, которая могла обитать в тёмном ночном лесу.

Поездки в ночное были любимым развлечением подростков. В лесу они были предоставлены сами себе: разводили костёр, пекли картошку, рассказывали страшные истории. Мальчикам очень нравились страшилки о леших, водяных, колдунах, ведьмах, живых мертвецах. Особенно пугали рассказы о лешем, который в тёплые лунные ночи мог прикинуться старичком и подсесть к ребячьему костру, а когда луна спрячется за тучкой — показать свою истинную сущность, превратившись, например, в огромную зелёную лягушку, постукивающую шестипалой лапой по жёлтому брюху с зелёным пупком. Если табун пасся около реки или озера, то любили рассказывать о водяном, ещё более страшном и опасном, чем леший. Он мог показаться в полночь в виде старика, покрытого мхом и болотной травой, и утащить мальчишку в своё водное царство, населённое лягушками и змеями.

Некоторые храбрецы, желая напутать начинающих табунщиков, обещали им вызвать лешего или водяного. Для этого забирались на пень и кричали: «Дядя леший! Покажись не серым волком, не чёрным вороном, не елью жаровою, покажись таковым, как я!» Если в это время вдруг раздавался крик совы, треск старого дерева или хлопанье крыльев ночной птицы, все в ужасе начинали быстро-быстро креститься и кричать, как учила бабушка: «Чур меня! Чур меня!»

В русской деревне трудно было найти девушку, которая не умела бы ткать. Если же такая находилась, то её, смеясь, называли «неткахой», а на молодёжных вечёрках распевали «в её честь» насмешливые песенки. Родителям такой девушки трудно было найти ей хорошего жениха, так как ни одна семья никогда не взяла бы в свой дом такую «неумёху».

Изготавливать ткани начинали в светлое время года, в конце февраля, и заканчивали к началу огородных работ. Ткацкий стан — кросна — снимали с чердака, где он хранился в разобранном виде, собирали и ставили около окна. Если в семье было несколько взрослых женщин, то устанавливали два-три стана, чтобы они могли на них работать, не мешая друг другу. Женщины изготавливали льняные, конопляные, шерстяные, хлопчатобумажные ткани, из которых потом шили одежду, полотенца, скатерти, мешки и другие нужные семье вещи. Они могли ткать как простые ткани, так и довольно сложные. В северных деревнях особенно ценилось уменье выткать бранные ткани с красивым красным узором, напоминающим вышивку. Из них шили скатерти для праздничного стола, женские передники и делали вставки на рукава женских рубах.

Ткачество — очень древнее женское ремесло, поэтому с ним связано множество разных предписаний и запретов магического характера. Первый раз в году за ткацкий стан надо было сесть ранним утром в «лёгкий день», которым был вторник, среда или четверг. Желательно, чтобы на этот день приходилось полнолуние. Накануне надо было сходить в баню и переодеться в чистую одежду. Перед началом работы следовало сказать: «Господи, помоги, в час добрый».

Среди запретов самым строгим был запрет на работу в пятницу, воскресенье и праздники. За выполнением этих правил «следила» великомученица Параскева Пятница — покровительница прядения и ткачества. По поверьям, женщин, которые их не выполняли, она жестоко наказывала: приходила в дом и колола их веретеном, а очень рассердившись, могла даже превратить в лягушку.

Cтаринные сельские и городские дома трудно было представить без различной деревянной утвари. Ложки, блюда, миски, чаши, стаканы, стопки, рюмки — все эти предметы изготавливали деревенские мастера токари. Токари делали и много других нужных в хозяйстве вещей, таких как веретёна, прялки, ткацкие станки, а также различные детали для украшения фасада строящегося дома: балконы, крыльца, наличники окон, ворот.

Для изготовления домашней утвари использовали обычно древесину липы, берёзы, ольхи, осины, клёна, а остальные предметы предпочитали делать из ели и сосны. Работа проходила в мастерской, располагавшейся обычно рядом с домом. Там стоял токарный станок, на полках лежало множество стальных резцов, ножей и топоров разных размеров, а немного в стороне — штабеля хорошо высушенного дерева разных пород.

Токарю в его работе помогал подмастерье — мальчик 14-16 лет. Он делал для мастера баклуши — заготовки будущих изделий, — придавая топором обрубку дерева нужную форму и размер. Мастер зажимал баклушу в станке и левой рукой или ногой приводил его в движение. Заготовка начинала вращаться, и токарь, держа в правой руке резец, стачивал лишние слои дерева, превращая баклушу в красивую вещь.

Обычно каждый токарь имел свою специализацию. Среди токарей были ложкари, веретёнщики, чашники, прялочники, игрушечники. Токарные изделия были красивы уже и сами по себе, но мастера, стараясь придать им ещё более нарядный вид, покрывали их олифой — варёным льняным или конопляным маслом. Она придавала посуде золотистый цвет и хорошо выявляла структуру дерева.

Различную утварь, прялки, веретёна часто украшали росписью. Однако это делали уже не токари, а красильщики. Они наносили орнамент на внутреннюю или внешнюю поверхность предмета яркими темперными красками, разведёнными на яичном желтке. Этот орнамент был травным: изображались пышные цветы и листья, ягоды. На прялках и ложках любили рисовать и жанровые сценки: катание на лошадях, чаепитие, жатву.

Свои изделия токари отправляли на ярмарки, где их могли купить все желающие.